В этот мой приезд в Бердянск мама что-то разоткровенничалась и стала рассказывать о своем тяжелом послевоенном детстве. Довольно-таки жуткие истории, показывающие советскую власть с неизвестной стороны.

Истории первая. Платье из марли, суп с галушками и арбузы

Бабушка Катя (это она мне бабушка, а моей маме – мать) где-то раздобыла кусок плотной марли и пошила маме и её сестре Зое платья. Было это где-то в году 1946-м, точно мама не помнит. Отправила девочек в обновке в детский сад, а сама подалась в город, чтобы продать домашний творог и какие-то овощи, а на заработанные деньги купить что-то необходимое. До города 12 километров, идти приходилось пешком, а продукты нести в мещке – «на горбу», как тогда говорили.

Сестры, между тем, уже были в яслях – так тогда называли детский сад. Разделения на группы по возрасту не было, всех детей, от годовалых и до семилетних, воспитывали вместе. Время подходило к обеду и на столы уже начали накрывать – расставили миски, по одной на двоих детей, раздали деревянные ложки. В этот день был суп с галушками (вареными кусочками теста) с ароматной луковой зажаркой.

- Мы и дома-то питались не очень, а тут – такая вкуснятина, - рассказывает мама, - просто слюнки текли от вида и запаха такого богатого супа.

В это время входит в столовую колхозный бригадир и говорит:

- Екатерина сегодня не вышла на работу. Детей её не кормить!

- Нас вывели из-за стола и отправили домой. Я до сих пор помню дурманящий запах того супа и свою детскую обиду! - вспоминает мама.

(Нет, ну вы представьте себе: маме моей тогда было 6 лет, а ее сестре Зое – 3 года. Детей отправили самих домой, голодных!)

- В общем, пошли мы с сестрой по дороге, домой. Потом нас подобрала арба, подвезла немного. Поскольку мы были очень голодные, решили зайти на баштан – кавуны уже как раз поспели. Сторожем там был одноногий дядька, он инвалидом с войны вернулся. И вот мы утащим один кавун, разобьем его и едим, обливаясь соком. Сторож видит, как что-то копошится на баштане, но пока доковыляет, мы уже в другом месте, - вспоминает Лидия Федоровна.

Наевшись, добрались, в конце концов, домой. Когда бабушка Екатерина Никитична вернулась из города и увидела девочек, перемазанных арбузным соком вперемешку с пылью, только руками всплеснула. В бочке во дворе всегда грелась под солнцем вода, налила в стоящее на земле корыто и принялась отстирывать и отмывать замарашек.

Кстати, за невыход на работу в те времена могли даже судить. Так что сволочь-бригадир, оставив голодными дошкольников, был ещё вроде как милосердным.

Моя мама Черненко (Щербина) Лидия Федоровна (посередине) в 3-м или 4-м классе сельской школы (1950-51). На фото - посередине, сидит на стуле 

История вторая. Гнилая пшеница и преступление

- После обмолота немного пшеницы в полове оставалось в веялках, - рассказывает очередную историю мама, - и вот как-то я пробралась на ток, чтобы этих остатков набрать. Пшеница эта уже стала подгнивать, но на корм домашней птице вполне годилась. Так вот, залезла я внутрь железного короба, нагребла руками немного пшеницы и с мешком на плече побрела околицей к дому. Было мне тогда лет восемь (то есть, 1948-й год).

Вдруг вижу: по дороге поднимая клубы пыли, едет «бобик» - в таких тогда милиция ездила. Я с перепугу бросила мешок на дороге и согнувшись побежала по противотанковому рву. Их перед войной всем селом рыли, но без толку – немецкие танки обошли стороной. Из рва поползла через лен. Вообще лен у нас не садили никогда – это какое-то экспериментальное поле было. Исцарапалась вся, он же колючий.

Из машины вышел мужчина в галифе и кожаном пиджаке и стал ходить по полю, разыскивая владельца брошенной улики. Мама вжалась в землю. Не заметил. Подобрал брошенный мешок и уехал.

По метке на мешке милиционеры вычислили хозяина – это оказалась мать подруги, у которой Лида и взяла мешок. Но тетя Оля не выдала, рассказала какую-то небылицу.

Вот так. Пшеницу гнилую брать было нельзя – пусть гниет. Точно так же нельзя было собирать оставшиеся в поле колоски или рассыпавшиеся с грузовика зернышки – за это давали немалые сроки.

 Моей маме 15 лет, 1955-й год. На фото - справа

История третья. Трудовое рабство

- На летних каникулах мы всегда работали в колхозе, - продолжает делиться воспоминаниями мама. – Нас никто не спрашивал, хотим мы или нет. Денег не платили, но кормили. Начисляли трудодни, а в конце года за эти трудодни давали продукты. Решит, например, собрание, что на один трудодень полагается 300 граммов зерна, полкило картошки и т.п. И то хорошо. После первого-второго класса работали в яслях – мыли полы, убирали, следили за малышами. А после третьего класса – уже в колхозе. Мне тогда 9 лет было.

Послали как-то грузить мешки на подводы. Груз тяжелый, по 40-50 килограммов. Уже к обеду у меня так сильно болел живот, что я не могла работать. Только через годы узнала, что произошло опускание внутренних органов.

С этой болью мама прошла через всю жизнь. Детская травма повлекла многочисленные болячки, длящиеся и по сей день.

PS

Казалось бы, причем тут советская власть. Да вот как раз она именно в этом вся и есть – в бесчеловечном отношении к людям…

 1955-й год, подруги. Моя мама справа.